Давид Степановский: Репортаж из прошлого века

Этот очерк я написал десять лет назад — осенью 1997 года
Следами давних впечатлений многие годы во мне оставалось о нем воспоминание, как о знаменитом певце. Знаменитом по крайней мере в Черновцах, городе, который некогда был для меня всей Вселенной. Хотя, как выяснилось, когда я видел его на эстраде и по телевидению, ему и было-то всего лет восемнадцать.
Перед появлением в Нью-Йорке тридцать с лишним лет я жил в Москве, Новосибирске – не в Черновцах. Но, когда приехав в Нью-Йорк, я услышал от родителей о Давиде Степановском, певце, который разучивал с телезрителями еврейские песни, я его сразу вспомнил. Вспомнил таким, каким когда-то видел на концертах: юным, стройным и гибким, пластичным, с сияющей улыбкой и чудесным, наполненным чувствами, голосом. Как правило, я видел его на концертах на сцене актового зала университета, который располагался в здании, где раньше выступал еврейский театр, а также и в клубе “Шепетовка” — он размещался в бывшем еврейском культурном центре.
Когда я объявил дома, что к нам в гости придет певец Давид Степановский, мои родители разволновались.
– Такого человека надо встретить, как полагается.
Отец застеснялся, сказал, что уйдет из дома, чтоб не мешать моей беседе с таким человеком. Мама решила к его приходу испечь свой фирменный пирог. Я отсюда заключил, что жизнь и творчество Давида в Нью-Йорке составляют в глазах эмигрантов определенную духовную ценность.
Он появился в нашей квартире со скрипкой под мышкой, с чемоданом на тележке, в котором, как выяснилось, лежали ноты. Приехал после занятий в Манхеттенской музыкальной школе, в которой учил американцев – детей и взрослых, петь песни на идиш.
Мои родители стали извиняться за нашу простецкую обстановку.
— Что вы извиняетесь – разве я не так же живу? Вся обстановка из универмага “гарбидж”, то есть, с мусорки.
— Вы знаете, когда вы разучивали песни по телевидению, я всегда пел вместе с вами, смущаясь, сказал отец. – Это была большая радость для меня.
– Для того и задумывалась та музыкальная програма… Вы смотрите на меня, как следователь КГБ, — это он уже мне сказал.
— Просто я пытаюсь совместить ваш нынешний облик с образом того паренька на эстраде, который сохранился в моей памяти.
— Что, сильно постарел?
— Вы сейчас в расцвете творческих сил.
— В действительности уже многое пережито. В моей жизни были и звездные часы и потери.
Он родился в Печорском лагере смерти в августе 1944 года. Родители его из Липкан, что в Бессарабии. Скорбный путь Холокоста семья прошла, теряя дедушек, бабушек, племянников и кузенов по обочинам молдавских и украинских дорог, в лагеряхз Молдавии и Винницкой области. Лагерь в Печоре должен был стать последним перед вознесением на небеса пунктом для остатков этой семьи, как и для многих других узников.
— Спустя много лет, уже в Израиле, мой дядя написал книгу об этом лагере, — рассказывает Давид. – По его словам через этот лагерь прошло 25 тысяч евреев. В живых осталось 308 человек. Был близок уже и конец моей семьи. Но доносились уже и звуки артиллерийской канонады с откатывавшейся на запад линии фронта. Эти звуки сильно нервировали эсесовцев, охранявших лагерь. И однажды комендант, будучи в сильном подпитии, выстроив оставшихся в живых евреев, сказал им, что этой ночью ворота лагеря будут открыты. И те, кто выжил, ночью из лагеря ушли, укрылись в лесах, где дождались освобождения…
— У моего отца, Семена Аккермана, — продолжает Давид свой рассказ, — в лагере погибла вся семья. До войны он проходил службу в румынской кавалерии. После освобождения из лагеря добровольно вступил в Советскую армию. Служил в конной разведке. Мама долго хранила его единственное письмо, в котором он писал.: “Извини за плохой почерк. Пишу, сидя верхом на коне…” Из этого рейда разведки он не вернулся…
Моя мама вышла замуж за фронтовика Арона Степановского. Он меня усыновил и был мне настоящим отцом. Сейчас он вместе с двумя моими братьями по матери живет в Израиле. Первая семья моего отчима погибла в Бабьем Яре. Но есть надежда, что не полностью. Когда по телевизору показывали вывод советских войск из Афганистана, в один момент вся наша семья замерла и неотрывно смотрела на экран. На экране был генерал Степановский из советского генштаба. Внешне – мой отчим, один к одному. Мы не пытались вступить с ним в контакт, но надеемся: может быть это сын моего отчима? Может быть он был спасен добрыми людьми в Киеве от неминуемой гибели? А потом – Суворовское училище, военная карьера… Впрочем, может быть, это всего лишь выдать желаемое за действительное…

— В годы моего детства, — рассказывает Давид, — Черновцы были еврейским городом. Еврейская речь звучала на улицах, во дворах. Каждый третий Черновчанин был евреем. Во многих семьях говорили только на идиш. Я и сам до пятилетнего возраста по-русски не говорил вообще. Русский начал осваивать только в детском саду. Мама до войны жила в Липканах – маленьком еврейском местечке в Бессарабии. Мама была активисткой сионистской организации “Поалей Цион”. Эта организация устраивала концерты и театральные представления. Мама пела и играла в театре. Рядом с ее домом жил богатый еврей, обучавший своего сына играть на скрипке. И мама решила: если у нее будут сын, тоже будет учить его играть на скрипке…

Музыкальные способности Давида проявились рано. Он, можно сказать, раньше начал петь, а потом лишь говорить. В пять лет стал заниматься под руководством известного в городе музыканта Михаила Исаковича Лазарева, готовясь к поступлению в музыкальную школу.
Был вступительный конкурс. Давид играл подготовленные с Лазаревым мелодии ” Не летай, соловей”, “Савка и Гришка”, этюд. Он видел, как один из членов жюри ставил ему в таблицу экзаменационной ведомости отличные оценки. Но в музыкальную школу его не приняли. Из-за национальности. Впоследствии подобное с ним случалось еще много раз.
— Так я в музыкальную школу и не попал, не учился в ней. Мое музыкальное воспитание я получил от мамы. Она была портнихой. Шила – и пела еврейские песни. Я до сих пор пою мои песни на идиш так, как мама пела. Иногда я в сборниках нахожу ту или иную песню, вижу: слова чуть чуть изменены. И всегда пою мамин вариант.

Во Дворце пионеров был детский духовой оркестр. Давид стал в нем играть. Каждый год в Черновцах проходили городские олимпиады художественной самодеятельности. Давид в них участвовал. Был в Черновцах знаменитый клуб работников местной промышленности на Шепетовской улицы. Его хозяевами были артели – своеобразные кооперативы 50-х годов. Держали их предприимчивые люди с еще довоенным, румынским, опытом коммерческой деятельности. Артели были богатыми. Свой клуб, называемый в народе попросту “Шепетовкой”, финансировали щедро.

— С пятнадцати лет я начал играть в этом клубе на танцах и петь в концертах. Директором клуба был некто Лилов, известный тем, что ему отдавило ногу при строительстве Мавзолея Ленина – он хромал.
Еще до этого, когда я выступал на школьных олимпиадах, пиджак для выступлений мне одалживал учитель физики Яков Александрович Крачек, своего не было. А когда начал выступать в “Шепетовке”, швейники сшили мне роскошный белый смокинг, купили для меня первый в городе саксофон-сопрано. Я был на седьмом небе от счастья.

Вот примерно с этого момента я и помню юного певца Давида Степановского.

Теперь я желаю воздать должное актовому залу Черновицкого университета. Это, собственно, был не зал, а многоярусный дворец искусств. После войны здесь размещался еврейский театр. Но этого я не помню.
Высоченный зал с несколькими ярусами зрительских мест обладал прекрасной удобной сценой. В зале перед началом киносеансов плавно убиралось освещение… Первые в жизни зрительские впечатления я получал именно здесь. Я жил поблизости от этого дворца – в начале Киевской улицы. Строгие контролеры не всегда пропускали нас с мамой на концерт или киносеанс. И лишь иногда, раздобрившись, комендант здания дядя Миша, разрешал нам, терпеливо ожидавшим снаружи у входа, подняться на верхотуру и оттуда слушать и смотреть.
Правда, в день выборов в зал пропускали всех желающих. Там бывали хорошие концерты. В них участвовали артисты театра имени Ольги Кобылянской, студенты музыкального училища, самодеятельные коллективы города. Вот в таком концерте, помнится, я и услышал впервые Давида.

Купите фиалки,
Вот букетик лиловый…

Выводил он “сладкую” переводную песню, наполняя чувством ее бесхитростные слова – и трогая сердца молодых и пожилых. Это было талантливо и искренне. Настолько, что я, бывавший на концертах многих прославленных певцов – от Магомаева до Павлиашвили, все же слышу внутри себя тот, тридцатипятилетней давности концерт и голос юного Давида.

— Оркестром в клубе “Шепетовка” руководил тогда – студент, а сейчас – профессор Черновицкого университета Леонид Косиченко. В своей родной альма-матер он тоже организовал бэнд, куда пригласил классных музыкантов. Я играл на саксофоне и пел. Я играл на саксофоне и пел. На трубе – Абрам Фельдер, сейчас – “Золотая труба Израиля”, великолепный музыкант. Влился в нашу компанию Толик Евдокименко, будущий муж Софии Ротару. Несколько раз и она выступала с университетским оркестром – пела молдавские народные песни.
Вот такой была моя музыкальная жизнь в самый ее розовый период. Чувствовал: могу, видел – людям нравилось, верил – стану настоящим певцом…. –
Тем временем Додик Степановский окончил школу. Стал поступать в музыкальное училище по классу скрипки. На экзамене предложили спеть.
— Спел “Вернись в Сорренто”… После того, как объявили, что в класс скрипки я не прошел, сказали: “вам рекомендуем поступать на дирижерско-хоровое отделение”… Послушался, сдал экзамены. Не приняли. –

Да, вот так совершенно откровенно издевались над еврейскими детьми на приемных экзаменах в черновицких учебных заведениях. Что-то подобное и я мог бы рассказать о моей попытке поступить в Черновицкий строительный техникум.
Однако студентом музыкального училища Давид все-таки стал.

— Начальником управления культуры работал тогда некто Дидык. Ранее был он первым секретарем Черновицкого обкома партии и дружил с начальником политуправления 18 армии Леонидом Ильичом Брежневым. Штаб армии вместе с политуправлением после войны дислоцировался в Черновцах. Брежнев с Дидыком были инициаторами открытия в Черновцах одного из самых первых в Советском Союзе памятника Победы. Памятник на Советской площади был открыт еще в 1946 году. Дидык, как и другие чиновники, был депутатом, ездил в районы области с отчетами перед избирателями, докладами. Как правило такие встречи сопровождались концертами. Для участия в таких концертах Дидык постоянно приглашал меня. Я записался к нему на прием. Когда меня пригласили в кабинет, сказал.
— Оказывается, я достаточно талантлив, чтобы выступать в ваших концертах, но недостаточно хорош, чтобы учиться в музыкальном училище… –
Выслушав подробности о моих попытках поступления, он твердо сказал:
— Успокойся. Будешь учиться! –

Через несколько дней Додик уже сидел на занятиях в одном из классов большого светлого здания, что располагалось поблизости от памятника Победы… Он учился любимому делу жадно, он хотел взять от своих учителей все, что они способны были дать. В частности, он добился разрешения одновременно с занятиями вокалом учиться и в классе альта.
А еще ему повезло с учителями. Его преподавателем по классу альта был заслуженный артист Украины Юрий Николаевич Гина.

— Гина стал готовить меня к Всеукраинскому конкурсу молодых исполнителей во Львове. Когда конкурс прошел, мы с моим учителем горевали: во Львове некому было конкурировать со мной. Но руководство училища не пожелало меня, еврея, допустить к конкурсу.
Моим преподавателем по вокалу был Иван Николаевич Любинецкий. Он уверенно владел вокальной техникой бельканто. Учился этому у итальянского певца, которого превратности судьбы забросили в Новосибирск. Сам Иван Николаевич был из репрессированной семьи – вот почему оказался в Сибири. Всем, что я умею в вокале, я обязан ему. Бывает так:учитель находит ученика, а ученик – учителя – и жизнь каждого из них обретает смысл. Наверное так передаются из поколения в поколение секреты восточных единоборств. Кстати, Иван Николаевич запретил мне обучать кого бы то ни было его вокальным приемам.
— Тебя обязательно будут спрашивать, как ты переходишь из высокого регистра в низкий и наоборот. Никому не рассказывай, пока я не разрешу, — строго предупредил Любинецкий.
Четверокурсника музучилища Степановского пригласили в эстрадный коллектив Черновицкой филармонии “Буковина”. Гастролировали по области, по городам Украины. Запомнились успешные выступления в Одессе и Харькове…
Подрабатывал, выступая перед сеансами в Черновицких кинотеатрах..

Когда Давид упомянул об этом, из глубин памяти вынырнула песенка, которой обычно завершалась концертная программа в кинотеатре “Жовтень” (теперь – “Чернiвцi”). Кинотеатр размещается в здании, где до войны была синагога, одна из крупнейших и красивейших в Европе. Замечу, что на синагогу не покушались даже антисемиты из своры Антонеску. А вот советско власти она помешала. Ее попытались взорвать, но стены выдержали, лишь крыша разрушилась. Примерно два десятилетия вот так она и стояла полуразрушенной, потом ее кое-как подремонтировали, превратив в кинотеатр. Перед началом сеансов в фойе устраивали небольшие концерты, завершающим номером в которых была песенка:

Бажаєм, бажаєм
Подивитися добре кіно…

Я спонтанно пропел эти две строчки. Давид тут же подхватил:

Бажаєм, бажаєм,
Щоб сподобалось всім вам воно…

Постепенно сформировалось творческое амплуа Давида – песни народов мира. Пел неаполитанские песни, “Девойку малу”, позаимствованную у Джордже Марьяновича…

В его репертуаре был “гвоздь” имевший бешеный успех, если в аудитории было хотя бы несколько евреев. Куплеты Мэкки Ножа из “Трехгрошовой оперы” композитору Курта Вайля он пел на идиш. Перед последним куплетом выходил поближе к рампе и доверительно обращаясь к публике, пел:

Зол плацн ал\ соним,
Лебт ун фройт зих,
Гнуг цу вэйнен.
Абы гезунт нор, абы гезунт нор,
Кэн мэн, бридер, гликлих зайн.

Смысл: пусть сгинут все враги, живите и радуйтесь, довольно слез, было бы лишь здоровье – и можно быть счастливыми.

Анти-антисемитский вызов этих строк легко доходил до каждого еврея. Песню приходилось повторять на бис, евреи реагировали всегда бурно.
На воре шапка горит. Однажды приходит к Давиду за кулисы директор филармонии Климчук.
— На каком языке вы поете куплеты Мэкки Ножа?
— На идиш.
— Почему, поете на идиш?
— Потому что пока не видел в городе плакатов со свастикой и лозунгом “Бей жидов”. Как только появятся, прекращу.
— Нет, вы прекратите это немедленно.
— Почему вы не запрещаете мне петь песни на итальянском, сербо-хорватском, румынском, а только на идиш?
— У нас есть еврейский коллектив Сиди Таль — там поют на идиш. А в “Буковине” больше на идиш петь не будете. Разговор этот состоялся за минуту до того, как Давиду предстояло выйти на сцену. В этот вечер он уже не пел куплеты Мэкки Ножа.

— Я понял: мне пора из “Буковины” уходить Начал переговоры с заместителем директора филармонии, гениальным администратором Пинхусом Абрамовичем Фаликом, супругом Сидим Таль о переходе в ее коллектив. Тем временем случилось ЧП. Я в это время учился заочно в Казанской консерватории. Когда я был на сессии в Казани, у меня украли пальто, я сильно простыл. Вернувшись в Черновцы больным, не поехал на гастроли с “Буковиной”. Воспользовавшись этим поводом, Климчук уволил меня “за невыход на работу”… —

Давид начал работать во второй музыкальной школе преподавателем по классу скрипки. В этой же школе заведующей фортепианным отделением работала жена Давида Людмила. Так по воле антисемита Давид на несколько лет оказался оторванным от активной творческой деятельности. Тем временем в филармонии появилась “Червона рута” с Анатолием Евдокименко и Софией Ротару. Начала выступления “Смеричка” с Назарием Яремчуком и Василем Зинкевичем….

— Вдруг вызывает Фалик. Предложил поехать со “Смеричкой” на декаду украинского искусства в Эстонию. Я согласился. По присланной из Таллина плохонькой фонограмме подготовил песню Арэ Ойта “Старая мелодия”. Руководитель ансамбля композитор Гамма (Сейчас он пишет музыку в Голливуде) сделал очень интересную аранжировку… Я разучил песню… Но ведь произношение….
Приехав в Эстонию, ходил по улицам, вслушивался в речь прохожих. Кое что уловил… Спел в концерте так успешно, что песню в моем исполнении взяли в фонд Эстонского радио…
На обратном пути из Таллина “Смеричка” дала концерт во Дворце спорта “Сокольники”. Звукорежиссеры дворца весь этот концерт записали. У Давида была песня “Русская раздольная”. Спустя несколько месяцев известный фигурист Овчинников, выступая под эту песню в исполнении Давида, стал чемпионом мира.
Надо сказать, что я, тогда студент журфака МГУ, видел в Москве афишу этого концерта, хотел на него попасть, но не сумел, по обстоятельствам, связанным с учебой. До сих пор сожалею об этом. Но, надеюсь, послужил землякам, отправив заметку о концерте на Черновицкое ради. В ответ мне прислали гонорар – полтора рубля… Впрочем, вернемся к воспоминаниям Давида.

— С этой песней связано еще одно интересное воспоминание. Пел ее в концерте, проходившем в зале Львовского оперного театра. Обычно слушатели вовлекались в ритм песни, начинали прихлопывать. Здесь – напряженная тишина. Лишь один мужчина в первом ряду с орденскими планками хлопает в такт. Поднимается она женщина, подходит к мужчине, складывает ему руки, чтобы не хлопал…
Кстати, после концерта в столице в “Вечерней Москве” появилась моя фотография. После этого я стал уже врагом номер один для Назария Яремчука. И мое сотрудничество с “Смеричкой” вскоре прервалось…
Прошло еще несколько лет. Я отдыхал в Залещиках в санатории. Приезжает администратор из филармонии – Фалик вызывает. Оказалось солист ансамбля “Червона рута” как-то нехорошо себя повел по отношению к Софии Ротару. Его попёрли. Был объявлен творческий конкурс на замещение должности солиста “Червоной руты” Среди участников конкурса был и нынешний народный артист Украины Удовиченко. Я победил в конкурсе и уже на следующий день оказался… опять в “Смеричке”. Причина? Василь Зинкевич круто поссорился с Яремчуком и ушел из ансамбля. Так мне и не случилось сотрудничать с Софией Ротару…
Годы в “Смеричке” были для Давида радостными, но с большой оскоминой. Вначале он пел репертуар Василя Зинкевича. Но репертуар нужно обновлять. А композиторы Левко Дутковский и Владимир Ивасюк еврейскому певцу песен не давали. Давид сам стал искать себе авторов, писавших ему русские и украинские тексты.

— Мы гастролировали в Киеве. Я в это время уже был во главе “Смерички”. Левко Дутковский к тому времени уже поссорился со всеми в ансамбле. Он пришел ко мне в номер гостиницы и слезно просил уговорить “Смеричку” записать его авторский диск. Пообещал мне свою песню “Окна”. Я поговорил с каждым, всех уговорил. Все согласились. Поехали ночью на студию, записывали…
Когда диск вышел, давид ощутил будто бы плевок в лицо: на той стороне пластинки, где должна была быть его песня, не было ничего…
У “Смерички” были гастроли в Германии, Чехословакии, Румынии. В Румынии Назарий пел песню на румынском, в Чехословакии Давид – на чешском – песню из репертуара Карела Готта…

Гдэ вшудэ ходиш, ласко…

Давид запел – и поразил меня, что называется, прямо в печенку: я учил в МГУ, а потом и преподавал чешский язык. Как специалист скажу: ни малейшего изъяна не было в чешском произношении Давида…

У него была высшая всесоюзная исполнительская категория. И в том, что его стали выталкивать из “Смерички”, причина все та же – ползучий антисемитизм. Он пытался барахтаться, сопротивляться, ходил жаловаться в обком партии…
В обкоме ему сказали:
— подумайте о дочери… –

То есть, сделали мафиозное предложение от которого он не мог отказаться. Внял предупреждению – и поступил на работу в ресторан “Черновчанка”…
— Были предложения от “Ленконцерта”, еврейского камерного ансамбля. Но я потерял интерес ко всему кроме семьи. Дочь Виктория окончила музыкальное училище, поступила в университет. Я пел в ресторане, на еврейских свадьбах. Возникла идея сделать современные аранжировки еврейских песен. Десять черновицких предпринимателей спонсировали эту работу. Вместе с композитором Леонидом Затуловским мы выполняли ее в течение года. Создали новые аранжировки для трех десяток еврейских песен. Новое музыкальное решение позволило лучше выразить содержание каждого куплета. Таких аранжировок раньше не было. Леонид Затуловский был композитором в коллективе Гениальной Сиди Таль.
Два концерта еврейской песни стали моим прощанием с Черновцами. Один из них был посвящен трехтысячелетию Иерусалима. В концерте участвовали симфонический, камерный. Духовой оркестры, Буковинский ансамбль песни и танца… На концерт приехал израильский вице-консул…

И вот Давид в Израиле. Живет один, без семьи. Виктория, дочь, живет в Пенсильвании, знакомит детей с бальными танцами, сама учится на музыкально-педагогическом факультете филадельфийского университета. Жену и мать Давид похоронил с разницей в четыре месяца.
В Америке у певца словно бы открылось второе дыхание.
— Когда я проходил в НАЯНЕ “курс молодого эмигранта”, счастливая судьба свела меня с сотрудницей этой организации и прекрасной пианисткой Евгенией Палей. Женя вселила в меня веру в то, что мое искусство здесь кому-то нужно. Она стала моим аккомпаниатором. Затем познакомила с композитором Залманом Млотеком. Он включил мое выступление в программу еврейского фестиваля. Здесь произошла встреча с Клэр Берри (одной из знаменитых сестер Бэрри). Ей уже за семьдесят, но она в отличной творческой форме. Только артист, только певец оценит ее поступок. Она уступила мне право петь в концерте ее “коронку” — ” А идише мамэ”… –

Фестивальный концерт в престижном зале “Эвери Фишер холл” с оркестром НАЯНЫ… Концерт в синагоге Квинса с камерным трио…. Фильм “Таксмэн” о жизни русских в Америке, в котором Давид снялся в роли раввина… Выступления на встречах русско-еврейских эмигрантов, повод которых чаще всего трагический – память о Холокосте… Песни на встречах черновчан… Многое из этого осуществилось благодаря Евгении Палей, чье заинтересованное участие в жизни Давида так значимо для него…

— Женя меня познакомила с культуртрегершей нашей общины Мариной Ковалевой, которая вывела меня в телевизионный эфир “RTN”, где у нас была программа “Пойте с нами”. Мы знакомили с историей создания еврейских песен, рассказывали об их авторах, разучивали слова, пели вместе с телезрителями.
И еще одна женщина, еврейская поэтесса Раиса Ходорова сыграла определенную роль в моей судьбе. Познакомившись с ее прекрасными стихами, я написал две песни на ее слова: “Ойфн велд” (“На кладбище”) и “Бармицва”… –
Концерты в Америке обогатили его новым знанием о еврейской песне. Нередко на концертах подходят к нему незнакомые люди, благодарят за песню, которую, как выясняется сочинил кто-то из их близких. Так он познакомился с потомками Германа Яблокова, автора песни “Купите папиросы”. Эта песня, оказывается. Написана по воспоминаниям о Первой мировой войне.
В Нью-Йорке Давид начал учиться на кантора – новый поворот в судьбе. Новый мощный пласт еврейской жизни, погружение в который требует огромной работы души…

Еврейский певец Давид Степановский… Человек, дарящий людям радость освобождения души. Песня – душа народа. Эта мудрость по отношению к евреям верна так же. Как и по отношению к другим народам.
Он живет рядом с нами… Поет нам о горе и счастье, тревоге и любви, о маме и городе детства…
Певцы дарят величие народу, а народ дарит величие певцам…

— А на прощание я вам сыграю, — сказал Давид моим родителям после чаепития с маминым фирменным пирогом. Он взял скрипку, заиграл… Лица моих стариков просветлели. К глазам подступили слезы…

PS. Этот очерк, как я предупредил вначале, был написан десять лет назад (1997 г.), вскоре после моего приезда в Америку и предназначался для одной нью-йоркской газеты, где я опубликовал ряд “разворотов”. Однако вскоре я с газетой, точнее с ее владельцем рассорился. (Так же я, а потом и мой, позднее эмигрировавший сын, рассоривался со всеми “русскими” владельцами бизнесов – кидалами, включая и других владельцев русских газет). И в газеты перестал писать. Начал писать стихи, издавать книги. Но этот очерк хранил, чувствуя, что я в долгу, перед Давидом Степановским. Сегодня я публикую его в том виде, в котором он был написан, хотя эти десять лет, разумеется внесли определенные перемены в жизнь моего героя. Также, как и в мою. Но очерк помимо прочего отражает мои первые впечатления о жизни в Америке, поэтому я оставляю его неизменным, прошу лишь читателя иметь в виду, что это – репортаж из девяностых, репортаж из прошлого века.

Семен ВЕНЦИМЕРОВ. Дата написання – 1997, опубліковано в журналі “Самиздат” 11.10.2007 http://samlib.ru/w/wencimerow_s_m/37.shtml